Так полагает Владимир Плоткин, главный архитектор, партнер-основатель ТПО «Резерв». Накануне V Юбилейной Премии Архсовета Москвы он поделился своим мнением о главных проектах и событиях года: программе реновации, Парке «Зарядье», программе «Моя улица», а также о том, что один из важнейших навыков современного архитектора – умение дискутировать с публикой.

— Владимир Ионович, какие, на ваш взгляд, главные события уходящего года оказали существенное влияние на архитектурный ландшафт Москвы?

— Очевидно, что самое заметное событие – это ажиотаж вокруг программы реновации. Тема, которая затронула все слои московского и не только московского общества. Настоящим вызовом для профессионалов стало объявление конкурса по первым пяти площадкам реновации. Архитекторы должны были принять для себя непростое решение: участвовать или нет, но после того, как это решение было принято, нужно было приложить все усилия, чтобы сделать профессионально правильное предложение, которое могло бы в максимальной степени реализовать те позитивные идеи, которые заложены в этой программе, а также минимизировать те возможные негативные идеи, которые в ней, как в любом масштабном проекте, могли бы появиться.

И они появились. Потому что отношение к программе неоднозначное, она сложна, полна всяческих аспектов: социальных, экономических, экологических, человеческих и т.д. Все это и сложно, и болезненно, но я считаю, что для архитектора очень интересно. Городом был задан вопрос, и архитекторы постарались дать на него профессиональный ответ.

— Как вы сами принимали решение, что будете участвовать в программе?

—  У меня с самого начала не было ни малейших сомнений, подавать ли заявку на участие или нет. Я с самого начала понимал все «за» и «против». Просто, несмотря на то, что архитектура – многоаспектная профессия, мы, в первую очередь, оперируем формами, строительными решениями, иными профессиональными категориями. Это позволяет, отвечая на вопрос о реновации, «забыть» обо всех проблемах, которые, безусловно, возникают вокруг этой темы, и сосредоточиться именно на той задаче, которую ты способен реализовать. В данном случае, речь идет о градостроительных, планировочных решениях и не более того. В принципе, мы этим занимаемся все время, и, если бы не ажиотаж, можно было считать, что такого рода проекты – это обычная практика.

 — «Человеческий фактор» в программе реновации занимает непривычно большой объем среди всех аспектов. Необходимость договариваться не только с городом и девелоперами, но и с народными массами. Не делает ли это задачу   непривычно сложной в том числе и для архитектурных бюро?

— Да, конечно, это очень сильно осложняет работу, потому что она будет происходить в неспокойном режиме. Внимание граждан приковано к программе, все заинтересованные лица бурно выражают свое мнение. Очень важно к нему прислушиваться, потому что строим мы для людей и во имя людей. Конечно, это сложно. Потому что в обычной практике архитекторы в ходе реализации своего проекта, во-первых, ориентируются на оценку со стороны профессионального архитектурного сообщества, а во-вторых, на мнение заказчиков своей деятельности.

Когда мы имеем дело с двумя силами, здесь все понятно. А вот когда появляется третья сила – в виде публики и ее оценки, ситуация становится значительно сложнее. Возникает сотни тысяч мнений, среди которых есть связанные, например, с гражданской позицией человека, который задается вопросом, что важнее: делать реновацию пятиэтажек или построить детский сад? Есть в хоре голосов и вопросы совершенно частного порядка: что будет с моим домом, с видом из моего окна. И это тоже понятная точка зрения. Задача архитектора – максимально удовлетворить даже такие пожелания. 

Но очевидно, что удовлетворить всех, и выйти из ситуации абсолютно «белым и пушистым»  просто невозможно. Это всегда будет компромиссным, паллиативным решением. Плюс любой выход проекта на публичное обсуждение – напряжение, нервы и конфликт. Но нужно к этому привыкать. Ведь один из аспектов работы архитектора – умение дискутировать с публикой, отстаивать свою точку зрения, искать возможные компромиссы. 

— В 2017 году на примере знаковых проектов, таких, как парк «Зарядье», получивший вал профессиональной и обывательской критики в Интернете, болезненную форму приобрел вопрос: должен ли архитектор что-то доказывать народу? Или он, в силу своей профессии и знаний имеет некое право «принуждать к счастью»? 

— Сложный вопрос. Понимаете, архитектура – это такая профессия, которая по определению «принуждает» человека к счастью. В 20-30-е годы XX века архитекторы ощущали себя этакими миссионерами, которые ведут человечество к светлому будущему, преобразовывая на ходу ту среду, в которой люди будут обитать, формируя их мировоззрение. Речь идет в данном случае о несколько завышенном ощущении себя как мироустроителя, которое встречается до сих пор в современной архитектурной среде.

Почему тема «Зарядья» возникла в данном контексте, мне понятно. Ведь в определенном смысле над проектом парка работали и наша компания, поскольку мы участвовали в конкурсе и заняли там второе место, и даже один элемент нашего конкурсного предложения (выход к набережной через подземный пассаж) вошел в реализуемую концепцию. Плюс, конечно, спроектированный нашей командой Концертный зал Филармонии, который является важнейшим элементом «Зарядья», а его стеклянная «кора» – частью ландшафта парка. Что касается очарования или разочарования широкой публики, то ведь речь идет о месте рядом с Кремлем, и очень долго шла дискуссия о том, что именно будет на этом участке – все это привлекло колоссальное внимание к проекту. Все ожидали какого-то чуда.

При этом я считаю, что действия, связанные с PR-кампанией Парка, были правильными, поскольку нужно было подготовить народ, что здесь будет что-то сильное, значимое, важное. Поэтому и был организован супер-конкурс с участием лучших ландшафтных команд. Выбранный проект был реализован плюс-минус в соответствии с первоначальными заявками, которые были в конкурсном предложении, все принципиальные решения проекта (несколько ландшафтных зон, активный рельеф, так называемый «парящий» мост) полностью сохранились.

Что касается реализации, то все это делалось в невероятном темпе, потому что была заявлена дата открытия «Зарядья», и нужно было успеть сделать все работы. Но парк – это такая вещь, в которой нельзя сделать все работы одновременно. Трава должна прижиться, деревья – вырасти, все это должно покрыться определенным очарованием времени: припылиться, притопаться. На мощении и лавках должна появиться приятная «потертость» – все те мелочи, которые делают место обжитым. Пока Парк выглядит чуть сыроватым, но со временем он обретет необходимые черты.

Необходимы и некоторые корректировки, связанные с поведением посетителей, которое невозможно было предсказать. Речь идет, например, о выбранных людьми тропах по территории парка, по которым им оказалось удобнее передвигаться, чем по предложенным проектом дорожкам. Или какие-то склоны оказались востребованы мамами с колясками, несмотря на то, что им по проекту вроде бы были предложены логичные объездные маршруты. Все эти пожелания тоже нужно проанализировать и учесть. Вопросы безопасности в парке тоже должны быть решены, отталкиваясь от поведения посетителей. Где-то не учли какие-то заграждения, где-то – человеческое любопытство, которое у нас иногда пересиливает инстинкт самосохранения, и человек хочет забраться туда, куда забираться не стоит. Когда ты делаешь проект, то не предполагаешь, что кто-то полезет, например, на стеклянную кору Концертного зала. А когда возникают подобные прецеденты, то они являются хорошей подсказкой для того, чтобы еще что-то предусмотреть и скорректировать.

— За какими новыми московскими проектами вы наблюдаете с профессиональным опасением и тревогой?

— Определенное опасение у меня вызывает программа «Моя улица». Я пока не очень понимаю, как это будет работать. Потому что то, как это работает на сегодняшний момент, не очень здорово. Речь не идет о благоустройстве, о качестве его прорисовки, а о собственно транспортной проблеме. Возможно, еще не вся программа реализована, нужно посмотреть, что будет дальше, но те транспортные коллапсы, которые начались прошлым летом в связи со стройкой, почему-то никуда не делись после ее окончания. Возможно, это такой международный тренд, когда транспортные артерии превращаются в пешеходные, и где-то это хорошо работает. Как это будет работать в случае с Москвой – посмотрим. 

— Поговорим об итогах года в «лицах»? Какие новые имена появились в архитектурном поле Москвы, за работой которых вам интересно следить?

— Безусловно, появляются новые команды, такие как, например, бюро Wall Рубена Аракеляна. Это происходит и за счет конкурсов и иных процедур, направленных на поиск и предоставление возможностей для молодых архитекторов заявить о себе. Такая политика приносит свои результаты: если в 2000 годах пул известных московских бюро состоял всего из примерно 15 команд, которые были у всех на слуху, то сейчас их значительно больше.

— Молодые архитекторы, которые вошли в профессию, уже работающую на других технологиях и оборудовании, он умеют что-то делать из того, что не умеете вы? 

— Наверное, нет. И не потому, что я такой умный. Дело в том, что молодые ребята работают во всех уже устоявшихся архитектурных командах, и с точки зрения технических навыков, а также понимания философских направлений мы все живем в едином и понятном информационном поле.

— Архитектурный «питательный бульон» - один на всех?

— Возможно, их и много, но все эти «супы» - они доступны. Если тебе нравится, условно говоря, гаспачо, то ты идешь в одно место, если суп-харчо – в другом направлении. Если серьезно, то, когда появляется молодая команда, то вместе с ней появляются совершенно иные идеи. И это прекрасно. 

— Владимир Ионович, конец года – традиционное время подводить, в том числе, персональные итоги и планировать будущее. Скажите, что вам еще хотелось бы сделать в Москве?  

— Вы ожидаете, что я назову какой-нибудь уникальный объект? Это не так. Уникальный объект отличается от обычного только одним – невероятными усилиями. Как правило, это – комплекс очень тяжелых, зачастую рутинных работ. 

В то же время есть несколько объектов, которые мне действительно хочется сделать, но никак пока не получается. Например, мне очень хочется сделать нормальное по-настоящему социальное жилье. На сегодняшний момент это просто невозможно. Потому что заказчики и государство ориентируются на превратное, на мой взгляд, представление о том, что нужно человеку. В основном все ориентируются на те обкатанные типологические схемы, к которым привыкли, и которым мы следуем последние лет сто. Секционные системы, 3-6 квартир на лестничный блок – и на этом типология заканчивается. А это всегда невероятно скучно. Когда речь идет о клубных домах или домах премиум-класса, то получается еще скучнее, потому что требования абсолютно такие же, но начинается ярмарка тщеславия. То есть требуются абсолютно примитивные схемы, которые просто упаковываются в дорогие материалы.

— Ваше идеальное социальное жилье – это что?

— Оно может быть совершенно разным и быть ориентированным соответственно на разные категории жителей. Это могут быть и капсулы, и коридорные дома и галерейные дома – все, что угодно. Главный принцип здесь – разнообразие типологий. Все мы восхищаемся, за счет чего стала популярной та же голландская архитектура. Так, в первую очередь, за счет того, что там появилась интересная, качественная и недорогая социальная архитектура. По такому пути пошла ведь не только Голландия, во многих странах социальное жилье стало полем для смелых архитектурных экспериментов. Мы же в нашем цеху, когда дело доходит до массового жилья, делаем, в сущности, одно и то же. Возможно, потому что уже и не умеем по-другому?

— В том смысле, чтобы не делали, все равно получается архитектурный «автомат Калашникова»?

— Что-то вроде этого. Поэтому и хочется спровоцировать или убедить заказчика принять какое-то новое решение или реализовать другую схему при строительстве дома, пойти на эксперимент.

V Юбилейная Премия Архсовета Москвы состоится 20 декабря 2017 года в «Доме на Брестской» (ГБУ «Мосстройинформ, 2-я Брестская, д. 6). За победу будут бороться лучшие проекты, получившие утвержденное архитектурно-градостроительное разрешение (АГР) в 2017 году. Отбор традиционно проводится в 6 номинациях: жилой дом эконом-класса; жилой дом повышенной комфортности; объект образования и медицины; объект общественного назначения; объект офисного и административного назначения; объект торгово-бытового назначения. В состав жюри Премии входят члены Архсовета Москвы, ведущие архитекторы столицы, руководители крупнейших проектных бюро и иностранные эксперты под руководством главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова.